15 и 22 ноября 2011: Семинар А.Е.Рекемчука. Обсуждение повести Александра Йордаки (Зингалюка) «Сепия»

Обсуждение повести Александра Йордаки (Зингалюка) «Сепия»

Сегодня мы обсуждаем большую (82 страницы), но незаконченную повесть под названием «Сепия». Вероятно, ей придется посвятить два семинара. А в недалеком будущем у нас в планах обсуждение дипломной работы Светланы Востриковой (Марышевой), рассказа и двух этюдов Алексея Бессогорова, а также повести Александры Шалашовой. Именно в таком порядке. Александр Евсеевич просит студентов подавать заявки на следующие обсуждения. Но студенты молчат, поэтому — слово оппонентам «Сепии».

На последней странице своей рукописи автор дал постскриптум: «Повесть не закончена, осталась последняя глава, последняя «фотопленка». <...>  как только я закончу последнюю главу и вставлю две последние вставки, всё станет выглядеть иначе, они действительно важны для сюжета…».

И первый оппонент Кристина Колесникова обращает на это внимание: «Перед нами недоделанный текст…».

Но Александр Евсеевич сразу оговаривает: «Выдать повесть за незаконченную вещь – это уловка автора. Будем обсуждать то, что есть».

И Кристина переходит к конструктивной критике. Она считает, что название «Сепия» не оправдывает текст. Как и названия глав не оправдывают их содержание. Оппонент не увидела в повести реальной композиции, а лишь только шаткого персонажа с непрочным внутренним миром. Герой меняется, сначала он один, в конце повести – другой. Но все его качества не соединены воедино. Нет развития сюжета. Может, поэтому и сам герой не изменяется. Ведь если персонаж меняется, то должно быть его взросление, а в данном тексте автор просто делает акцент на переживаниях и мыслях главного героя. Хотя в первых двух главах еще что-то есть: жизнь борется со смертью.

Много лишних деталей: автор уделяет внимание не тем вещам и событиям, которым следовало бы уделять. Зачем нам знать, что герой вегетарианец, верующий, и т.д.? Эпизоды знакомств с девушками очень скомканы, а знакомство с последней девушкой Камиллой надо сократить.

Натурализм – вот направление, в котором работает автор. И в данном произведении это смотрится органично. Хотя отношения с Камиллой надо было описать подробнее: недостаточно того, что девушка только похожа на любимую актрису героя. Причем, на какую именно? Читатель даже не получает представления о внешности Камиллы.

Тексту присуща откровенность. Циничность героя выглядит здесь только плюсом. Мы ему хотя бы верим. По мнению Кристины, это произведение более зрелое, чем первая повесть автора «Пара Ноя». Хотя над представленной сегодня рукописью предстоит еще много работать. Кристина завершает выступление репликой, что в целом текст ей понравился.

Далее говорит Екатерина Бурмистрова. Она отмечает, что в семинаре обнаружилась тенденция: собирать повесть из элементов. Но в данном случае расположение глав стоит изменить. Название удачное. События в главе про деда достаточно дикие: тут и разбитые часы, окровавленные перья, сумасшедший дед, спящий в обнимку с берцовой костью… Все это похоже на атрибуты третьесортных фильмов и рассказов. Но в данной рукописи все органично, присутствуют детали, в которые веришь. Однако, религиозные размышления героя выглядят слабыми на фоне всего этого. Тема религии слишком глубока, о ней нужно говорить либо кратко, не впадая в пустые размышления, либо не говорить ничего.

Последняя пленка про отношения с Камиллой оппонента вовсе разочаровала. События разворачиваются в Москве, и видимо, поэтому автор решил наполнить эту главу бессодержательными диалогами, пикаперами и их пустой жизнью. В персонажа этой главы верится уже гораздо меньше. Любовь, которая больше похожа на зависимость, описана удачно, но затянуто. Но в постскриптуме автор дает понять, что последняя пленка расставит все по местам. Возможно… Ведь автор пишет очень талантливо, где надо – динамично.

Однако Екатерине непонятно, к чему в тексте излишний натурализм и обилие мата? По ее мнению, повесть и так имеет достаточно гнетущую атмосферу. Так что, не стоит ее усугублять подобными деталями.

Третий оппонент, Александра Шалашова была недовольна рукописью. «Сепия» ей не понравилась. Кроме того, непонятно зачем вообще произведение было написано. Принцип ретроспективы у автора не получился. Начало многообещающее: поездка к матери и отчиму в Калининград, попытка героя разобраться в себе и в отношениях с семьей, но потом автор зачем-то помещает героя в грязь и разврат. Зачем мистификации с дедом, интимные отношения с двоюродной сестрой, классификация мужчин на Охотников и Рыбаков (эти рассуждения героя просто повергли оппонента в шок) и бесконечные сцены секса в главе про Камиллу?

Однако удачей можно считать эпизод, в котором автор описывает первое появление героя у деда в цыганской деревеньке: «Я думал, что меня встретит целый табор из всяких дядь-тёть. Но этим вечером остановка была практически пуста. Меня не встретил никто». И это очень верно, и верно даже психологически, потому что реалистично – на протяжении всей повести герой беспросветно одинок.

Касательно слога. Оппонент обращает внимание, что в тексте много клише, штампов и казенных словечек.

Завершая речь, Александра пошутила: «Читая текст, я не могла избавиться от мысли, что эпизоды про Калининград, дедушку и Камиллу писали разные люди». Также она считает «Сепию» повестью еще ненаписанной.

И, наконец, последний оппонент Алексей Бессогоров. Ему не понравилась повесть, как и Александре Шалашовой.

Композиция круговая. Вот герой просыпается, что-то делает («вставляет серьгу в ухо»), пытается философствовать… Но все просто, узко и в конечном итоге сводится к сексу.

В рукописи больше всего размышлений героя, но глубоко в себя он вообще не уходит. Автор не умеет останавливаться в тех местах, где надо остановиться. «Мучные груди», «эстетские возлияния»… К чему этот пафос! Короче говоря, акцент делается совсем не на тех деталях. Отчасти потому, что автор не до конца продумал композицию. Автору надо самому перечитать рукопись, разобраться в герое и показать его развитие, а не скакать из одной крайности в другую. Здесь Алексей имеет в виду, что сначала идет глава про мистического деда, а следом идет «фотопленка» о сексуальных отношениях с Камиллой. Оппоненту непонятен смысл этих крайностей.

Еще отвратительно то, что много подробностей о еде. Псевдоним тоже вызывает вопросы…

Тут мастер вставляет реплику: «Каким именем подписываться — дело самого автора». Вопрос игрной практики не обсуждается. Но в повести встречается эпизод, когда герой рассказывает о том, что как только ему исполнилось двадцать, он сменил фамилию отца на «броскую и звучную». И, как видите, можно провести некую параллель и с самим автором повести.

Итак, все оппоненты выступили. Пока семинар зреет, чтобы высказаться в свободной дискуссии, Александр Евсеевич зачитывает рецензию Татьяны Панкратовой, аспирантки Литературного института.

Татьяне тоже не пришлась по душе рукопись! По сравнению с повестью «Пара Ноя» сегодняшняя вещь — просто катастрофа. Первое произведение поражает искренностью и честностью первого лица у автора. Начинаешь читать «Сепию», и поначалу тоже так кажется: «…герой рассказывает о своих родных, о разводе родителей, об отчиме и матери…». Но потом все сводится к мистике и любовным переживаниям героя. Много в тексте штампованных фраз, неуместной ненормативной лексики. Слово «трахаться» автор вставляет повсюду, на манер дешевой беллетристики. Большую часть текста, особенно ближе к концу, Татьяну не покидало ощущение, что она уже где-то это читала («Платформа» Мишеля Уэльбэка, в которой герой тоже рассказывает о своих похождениях в Таиланде). И от героя «Бойцовского клуба» тоже что-то есть.

Александр умеет писать чистым языком, как он сделал это в повести «Пара Ноя». Но зачем он начинает городить всю эту бессмыслицу про секс? Чем он нас хочет удивить? Постельными сценами? Об этом уже писали и не раз писатели поталантливей. Набоков и Лоуренс, например. Но у них не становилось самоцелью — показать интимную жизнь персонажей.

Композиция из фотопленок ничего не дает. Ретроспекций, о которых говорит автор, Татьяна в тексте тоже не обнаружила. Ссылка на фотопленки, при том, что фотографии в тексте присутствуют, — это еще не ретроспекция.

Рецензент дает автору совет: из представленного материала может получиться три повести: первая — о матери, о деде и о родных; вторая — о крестной; и третья — о Камилле и ее молодом человеке. Станет ли автор соединять все это в одно произведение — его дело. Но фотопленки вряд ли помогут. Да и не нужны они.

Кажется, своим отзывом Татьяна расставила все точки над «и». Но вот Анастасия Бурдина тянет руку. «Повесть не закончена, — считает она. — Предлагаю отталкиваться от этого и не ругать автора так сильно. Все-таки он представил ее на обсуждение…».

Александр Евсеевич говорит, что еще в сентябре собирался выставлять повесть «Сепия» на обсуждение. Но тогда автор еще не решался. Дорабатывал, додумывал. Прошло два месяца, а повесть все равно не закончена. Так можно дописывать годами. Мастер опять замечает, что постскриптум автора — кокетство.

На этой ноте первый день обсуждения «Сепии» подходит к концу. Автору придется помучиться целую неделю в ожидании своей участи, но иначе никак…

Обсуждение 22 ноября открывает оппонент Александр Тагиров. Очень часто кто-нибудь из оппонентов не приходит. И в этот раз из назначенных двоих пришел только один. Но, как говорится, на безрыбье и рак рыба.

Александр склонен считать повесть психологической и весьма глубокой. Герой депрессирует, размышляет. На нашем семинаре большинство студентов пишет о внешних проблемах, а «Сепия» — попытка разобраться в себе. Повесть оппоненту нравится, несмотря на то, что было много критики в ее адрес. Однако название не годится. Александр предлагает назвать повесть так: «Голод».

Аудитория замечает, что у Кнута Гамсуна уже есть роман с таким названием.

Мария Дятлова, студентка семинара прозы Анатолия Васильевича Королева, прислала обширный, но не совсем понятный отзыв. Очевидно, его главная идея такая: произведение не закончено, так что подводить какие-либо итоги еще рано. «Но перед нами — образчик нового типа игры. Это произведение смешанных жанров и стилистических характеристик. Оно определенно мужское, гендерность здесь особенно важна, оно про любовь — это хорошо. Оно про молодых и для молодых — и это тоже здорово. Оно современно. Здесь есть о чем подумать. А то, что наталкивает на какие-то мысли, всегда будет в тренде». Однако Мария замечает, что «героя повести ничего не ждет, и весь этот день, и вся эта подготовка к некому эпичному действу есть не что иное, как очередная фотопленка».

А вот и долгожданная свободная дискуссия!

Екатерина Юркевич хвалит автора за то, что стиль стал лучше по сравнению с прошлой повестью. Но таким чистым, откровенным языком надо писать о других вещах, а не о сексе, грязи и т.д. У Александра есть жизненный опыт, а посвящать произведения интимных подробностям – скучно и стыдно.

Гуля Абдрахманова: «У автора-то возможность есть, но у героя нет силы реализовать эту возможность. Поэтому и получается сумбур». Повесть «Пара Ноя» Гуле понравилась больше. Хотя образ автора повторяется и в новой рукописи…

В заключительном слове Александр Евсеевич первым делом просит студентов взять на вооружение то, что он сейчас будет говорить. Это касается не только Александра Йордаки, но и всех сидящих в аудитории. Ведь на старших курсах мастер семинара уделяет большее внимание композиции, выбранной теме и умению выстраивать сюжет. О вышеперечисленном можно поговорить на примере сегодняшней повести «Сепия».

Но сначала: что делать с псевдонимом? Мы, конечно, против ничего не имеем. Это дело автора. Но следует разобраться с двумя вопросами. Как автор собирается защищать диплом, если у него в студенческом билете стоит другая фамилия? Под какой фамилией печатать повесть «Пара Ноя» в альманахе «Пятью пять»? И откуда вообще взялся псевдоним — Йордаки? Это фамилия матери автора?

Аудитория заинтригована.

Александр Евсеевич поведал, что в интернете, на сайтах, типа, proza.ru и stihi.ru, у Саши Зингалюка появился соперник с таким же псевдонимом – Лекс Йордаки.

И автор подает голос: «Это я!»

Весьма неожиданно! Вот, хотя бы один вопрос решен — никаких конкурентов у Саши нет.

По мнению мастера, название «Сепия» звучит ужасно. Первым делом автор придумал название и потом не смог от него отвязаться. А пленки – это все из прошлого века. Сейчас ими вряд ли кто-то пользуется. Прошлым поколениям, может, еще будет что-то ясно. Неудачное вкрапление в современный сюжет.

Название должно быть скромней. Не случайно же Пушкин назвал свою поэму «Евгений Онегин», а не как-нибудь еще. Но традиция называть произведение именем и фамилией героя ушла далеко.

Александр Евсеевич предлагает назвать рукопись «Капканы» — отталкиваясь от того, что дед главного героя имел привычку ставить капканы на участке возле дома. А жизнь расставляет свои капканы на каждом шагу…

Как появилась это произведение? Сюжет был подсказан еще в период работы над первой повестью. Герой повести «Пара Ноя» вернулся в город, в который решил никогда не возвращаться. А ехать ему было больше некуда, кроме как в Воркуту. Несомненно, самый удачный образ — это образ матери. И в повести «Сепия» реализовалось то, что мать везет героя в Молдавию.

Автор не знал, как ему избавиться от Воркуты и воплотил это чувство в новой рукописи. Поэтому он берет за отправную точку город, которого, увы, не знает — Калининград. Но не смог его прописать. Придется все начинать заново…

Однако кое-что сохранилось: герой едет туда (т.е. на море), куда хотела везти мать в первой повести. Это как раз и получилось — первые 30 страниц не ушли впустую. В них есть конфликт, развитие событий. Далее автор не знает, что делать с героем и принимается выстраивать любовные линии. Перед читателем рисуется образ — «любвеобильный раздолбай», как автор сам называет героя.

На 31 странице герой заводит разговор о гастарбайтерах, о том, что работал с ними. Этот эпизод мог иметь развитие. Еще говориться о Ночи музеев: герой и его девушка Камилла хотели совершить вылазку в музей. Но и это автор упомянул лишь вскользь.

Что еще можно найти в повести? Да ничего. Остальные 50 страниц рукописи — это пустота. Тагиров выдвинул тезис, что эта повесть — депрессия. Но депрессия должна происходить не в безвоздушном пространстве! Автор написал 50 страниц нереального, вымышленного мира, о котором откровенно скучно читать. Надо учиться находить важную тему и уметь развить ее.

Может быть, стоит вернуться к первой повести и добавить туда 30 первых страниц из этой? Ведь в произведении «Пара Ноя» у героя не получилась любовь, и он ищут новую. Вот такой выход из, казалось бы, тупиковой ситуации предложил мастер. А вообще неплохо бы перечитать «Евгения Онегина» и поучиться у Пушкина как надо выстраивать сюжет.

Стиль автора окреп. Это, знаете ли, логично. Ведь мы растем как писатели. Мы уже не первокурсники.

Позвольте же, наконец, автору сказать заключительное слово.

Александр благодарит аудиторию за доскональный разбор, но одним «спасибо» не ограничивается. Он рассказывает о возникновении псевдонима Йордаки. Это, действительно, фамилия его предков, и он ей очень гордиться. Взяв такой псевдоним, Александр отдает дань предкам. А главная идея пока неудавшейся повести — человечеству необходимо движение. Каждый человек хочет уйти от депрессии, ему нужно перейти в другое состояние… Одним словом, человек ищет спасение.

Да, идея, безусловно, очень интересная, но требует серьезного подхода. Мы желаем автору успехов в нелегком деле.